Владимир Геннадиевич Поселягин

Космический скиталец

© Поселягин В., 2015

© Художественное оформление серии,

ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

Очнулся я от нескольких факторов. От боли в боку и руке и от чириканья голосов над собой… или рядом. Никак не могу определиться, сознание плавает. Я ещё не полностью пришёл в себя, из-за слабости не было сил даже открыть глаза, но уловить, что говорят на неизвестном мне языке и явно мальчишки-малолетки, смог.

Тут у меня невольно вырвался стон, и я открыл глаза, разглядев над собой двоих вихрастых нечёсаных и грязных мальчишек, что явно сдирали с меня одежду. Один держал что-то вроде пиджака, а другой сворачивал рубашку со следами крови. Кто-то ещё дергал меня за ногу, и я понял, что лишился обуви, когда моё обнажённое тело приласкал ветерок. Мальчишки, заметив, что я очнулся, спокойно встали и направились куда-то в сторону. Их, кстати, было трое, последний нёс обувь, явно мою. О таких, как я, говорили: «У него фотографическая память». Не знаю, встречусь ли я ещё с этими наглыми ворами, обирающими раненых и ослабленных, но, если да, попытаюсь им напомнить о нашей встрече. Лица запомнил.

Мне едва хватило сил повернуть голову и увидеть, как грабители исчезли среди груд металлолома, ранее явно бывших какими-то механизмами. Я в этом не особый спец, хотя пилот и со стажем, а в этих механизмах прослеживалась обтекаемость летательных аппаратов, но вот уж больно они были большими и незнакомыми. Какими-то неземными, я бы сказал.

Вокруг был мусор, и, судя по тому, что во многих местах что-то острое впивалось в тело, я на нём и лежал. Я никак не мог сосредоточиться, странным вокруг было всё, но одно как-то ускользало от моего сознания. Я посмотреть на небо, вернее, на красно-жёлтое солнце. Не знаю, где находился, но я явно был не на своей родной планете. Да и последнее, что помнил перед тем, как очнулся здесь, намекало, что Творец мне дал шанс.

То, что я успел ощутить себя не в моём теле, то есть не пятидесятитрёхлетним крупным мужиком, а костлявым мальчишкой лет десяти на вид, я принял с некоторым безразличием, сил удивляться просто не было, и снова потерял сознание.

Осторожно выглянув, я быстро осмотрелся. Так называемая улица между остовами летательной техники была пуста, только ветер трепал изодранный пакет, зацепившийся за выступ на корпусе чего-то остроносого со срезанной кормой. Понять, чем это было ранее, трудно. Вся эта техника, включая наземную – я видел раздавленные грузовики в завалах, – лежала в несколько рядов. Например, на этой улице их высота доходила до сорока, а где и до пятидесяти метров. Однако, как ни крути, вся она была незнакома, и определял я её наугад. Например, огромный остов мог принадлежать только судну, ранее бороздившему просторы Вселенной. Вычислил я это просто. Для воды обтекаемость не та, да и киля не было. В воздух такую махину поднять – это постараться надо, но вот когда я заметил на корме дюзы, а на бортах места для орудийных башен, всё как-то быстро встало на свои места.

Вчера, когда очнулся, первое время я старательно приходил в себя и проверял состояние тела. Травмы были довольно серьёзные, тем более без надлежащего медицинского ухода. Руку и бок мне разбороздило что-то острое, причём что-то одно, глубина и рваные края ран были одинаковы. Кровь уже не текла, хотя, судя по слабости, потерял я её изрядно, но сукровица ещё сочилась. Мне понадобился час, чтобы собраться с силами и попытаться встать. При этом приходилось контролировать каждое движение. Причина проста: ранее я был верзилой, чуть-чуть не дотягивая до двух метров, а тут мальчишка, который даже до полутора не вытянулся, хотя где-то был близко. Может, даже метр тридцать.

Хрустя мусором, я встал и понял, что это для тела непривычно: острые края разных обломков сразу же впились в нежные подошвы. Боль я чувствовал отовсюду – и на руке, и на боку, и на подошвах, – и это ободряло. Живой. Когда ты уходишь из жизни по своей воле из-за трагической ошибки планирования, можно сказать из-за случайности, то второй шанс пробуждает жажду жизни. Поэтому, несмотря на желание тела где-то прилечь и умереть от слабости, обезвоживания и сильной кровопотери, я усилием воли заставлял его двигаться. С каждым движением я ощущал тело всё лучше и лучше, хотя оно всё равно чувствовалось, будто руку или ногу отсидел. Очень похоже. Но, к счастью, всё это довольно быстро проходило.

Шатаясь от слабости, я поднял голову и посмотрел на тёмный покатый бок летательного аппарата, в тени которого лежал до этого. На этой части механизма, над тем местом, где я лежал, был ясно различимый след крови. Видимо, моё новое тело скатилось сверху, зацепилось за ту загогулину, что пропорола мне бок и руку, и упало на кучу мусора, где меня и обнаружили мелкие падальщики. Вот что странно – выше этого аппарата ничего не было, получается, я упал с него или, что более вероятно, меня скинули, и я безвольной тушкой скатился на землю с некоторыми повреждениями.

За то время, что находился в сознании, я как-то быстро стал считать это тело своим. В той жизни я подходил к порогу старости, тут же мне дали новое, молоденькое тело, думаете, я просто так дам себя его лишить? Фигу, я выживу назло всем!

Что было дальше, описать несложно: на подгибающихся ногах я стал уходить с открытой местности, где лежал, к одному из проходов. К сожалению, эта лёжка просматривалась с трёх сторон. Между этими грудами мусора и механизмов были протоптаны тропинки, вот я и свернул на ближайшую. Когда тропинки закончились и на пыли и мусоре не стало других следов, я свернул к остову чего-то большого и тарелкообразного и, продолжая хрустеть, только уже не мусором, а неизвестной мне травой и кустарником, направился к нему. При приближении я обнаружил валявшуюся в траве некую большую деталь, предположительно часть брони, причём вогнутую, в которой я заметил скопившуюся дождевую воду.

Слабость у меня была сильная, но трезвости рассудка я не терял, и мысли были довольно чистыми. Прохромав к этому импровизированному тазику, я встал на колени и, продолжая зажимать одной рукой рану на боку, другой, не пострадавшей, осторожно зачерпнул воды ладошкой и языком попробовал её на вкус. Вроде обычная вода. Никаких примесей я не почувствовал. Судя по следам, тут после дождей часто появлялась и испарялась вода – остались контуры на металле, так что я зачерпнул больше и сделал глоток, давая живительную влагу своему обезвоженному организму. После этого я осторожно промыл водой раны и поднявшись с колен, продолжая хромать изрезанными на мусоре подошвами. Зашёл внутрь привлёкшего моё внимание аппарата, благо открытый проём находился на высоте полуметра, на последних силах прошёл вглубь, запнулся о что-то, напоминающее полиэтилен, и упал. На ощупь завернувшись в него, я почти мгновенно уснул. Сознание погасло, как вырубили. Видимо, организм отдал все силы на этот переход.

Утро меня встретило неласково, болело всё, что можно. Но это меня только радовало. Жив, и это главное. Вчера я ушёл от того места, где впервые пришёл в сознание, метров на четыреста, дальше уйти просто сил не было, и если кто-то захочет меня найти, то по следам крови от изрезанных ног это будет сделать нетрудно, поэтому вся моя сущность кричала: нужно менять временное убежище и искать лучше.

– Да и попить не помешает, – прохрипел я, с трудом ворочая распухшим языком.

Вот ещё одна странность. С координацией движений я справился быстро и шагал достаточно ловко по мере крохотных сил, то есть с телом освоился, благо опыт есть, но то, что за всё время, будучи в сознании, я так и не обратил внимания, что и строение зубов и челюсти другое, то есть непривычное мне, – вот это был казус. Вон я даже не заговорил ни разу для пробы, только одна мысль была в голове: уйти подальше. А заговорить только сейчас попробовал. Что ж, не голос, а карканье какое-то.